Театр доктора Строганова

Строганова вполне можно назвать театральным изобретателем. Он создал новое направление в психотерапии впрямую использующее театральные системы. Во время постановок его произведений зритель не просто созерцает происходящее на сцене, но и принимает участие в происходящем. Есть и те, кто считает, что зритель во время спектаклей становится отчасти пациентом, словно тестирует себя на восприимчивость. Впрочем, в вину Строганову ставят не только это…

«Профессионализм наших актеров выше»

- Вас порой упрекают, что вы сами ставите свои пьесы, не имея специального образования.

- Завидую композиторам. Как-то не доводилось слышать хулы в их адрес, если они становятся за дирижерский пульт. Напротив, профессиональные дирижеры извлекают из подобных мастер-классов максимум пользы для своей будущей практики.

Не считаю упреки обоснованными. Осмелюсь напомнить своим уважаемым оппонентам один из основных принципов театра - драматургия – ведущий компонент театра. Это преподается в театральных училищах. За рубежом практика авторских постановок считается нормой. И вне авторского театра главным действующим лицом в театральном производстве является именно драматург, который собственно и выбирает режиссера для сценического воплощения своей пьесы.

Во всем мире принято считать, что автор пьесы в состоянии разобраться в театральном пространстве. За примерами далеко ходить не надо – режиссировали Эдвард Олби, Эдуардо де Филиппо, чрезвычайно любимый мной Том Стоппард блестяще экранизировал свою пьесу «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» и т.д. и т.д. Я уже не упоминаю, скажем, Шекспира и Бомарше. Носителями отторжения этого очевидно любопытного эксперимента, по моим наблюдениям, являются «театральные деятели» одержимые собственной значимостью. В их высказываниях присутствует даже не снобизм, но кисловатый привкус провинциализма в самом неприглядном смысле этого слова.

- Но разница в постановке со стороны драматурга и профессионального режиссера все же есть?

- Конечно, у драматурга несколько иной подход. Возвращаюсь к понятию «авторский театр». Творческая мастерская драматурга А. Строганова – авторский театр. Да, я работаю с профессиональными актерами, художником по свету, хореографом и другими мастерами театрального дела, многому учусь у них. Думаю, что и для них опыт сотрудничества с автором любопытен. В случае прямого взаимодействия автора и актеров печатное слово чудесным образом оживает. Драматургические ходы трансформируются здесь же, в процессе репетиций, пьеса меняет свои черты, одежды, запахи, становится чем-то другим. Спектаклем. Все мы участвуем в этом процессе. Это ли не наслаждение?

Кроме того Творческая мастерская драматурга Александра Строганова сегодня это еще и Творческая мастерская композитора Александра Корчагина плюс Творческая мастерская художника Валерия Октября, плюс Творческая мастерская балетмейстера Александра Шубина.

Нам посчастливилось, что благодаря прогрессивно мыслящему директору театра драмы В. И. Мордвинову, а теперь и при поддержке Сибсоцбанка у нас есть возможность материализовать свои фантазии. В России подобное явление большая редкость. По пальцам можно перечесть драматургов, занимающихся авторским театром.

- В вашей жизни был также и «американский» период. Как это получилось?

- Все началось для меня с фестиваля современной драматургии в Щелоково, на котором были представлены пьесы, написанные авторами из разных уголков страны. На фестивале присутствовали театральные деятели из США, из центра Юджина О’Нила. А главным призом на этом смотре пьес была поездка в Америку в этот центр для постановки своей работы. В то же время американцы проводят свои театральные конкурсы, и лучшая их пьеса ставится в России. Такой культурный обмен происходит. В общем, так получилось, что моя «Орнитология» была в Щелыково признана лучшей. И я отправился за океан.

- Как вы оцениваете профессионализм наших исполнителей и американских?

- Разница колоссальная. Там у человека есть определенный набор актерских приемов, которыми он пользуется. Но при этом актер не вникает глубоко в текст, не вживается в роль так, как это делается у нас – со всей полнотой, нередко на грани нервного срыва.

Со мной в Штатах работал знакомый нашему зрителю по спектаклю «Лисицы в развалинах» режиссер Карен Нерсисян. Он - последователь театральной системы К. С. Станиславского. Изначально было очень трудно ломать стереотипы, но, результат превзошел все ожидания. Я видел, как американские актеры, открыв в себе доселе неведомые грани перевоплощения, плакали. Это осталось в памяти навсегда.

Сплетение медицины и драматургии

- В чем заключается разработанное вами направление индивидуальной психотерапии с применением театральных систем?

- Я считаю, что такое специфическое сочетание, привносящее в лечение элемент игры, делает психиатрию, на протяжении десятилетий выставляемую нечистоплотными людьми «темной» и мрачной системой подавления, более привлекательной.

Один из методов трансдраматической терапии (так именуется вышеупомянутое направление) - метод эпической терапии, созданный на базе театральной системы Б. Брехта при защите кандидатской диссертации рассматривался в Новосибирской медицинской академии. В беседе выяснилось, что новосибирские психиатры, благодаря моей статье в «Независимом психиатрическом журнале» к тому времени достаточно успешно использовали этот метод при лечении невротических расстройств. Только в ходе обсуждения они узнали, что я и есть автор понравившейся им научной работы. Эффективность метода подтверждена и моей практикой. Хочется подчеркнуть, что подобные исследования стали возможными благодаря заведующему кафедрой психиатрии АГМУ профессору Б. Н. Пивень, несмотря на необычность предложенной темы, усмотревшему в ней определенные клинические перспективы.

- Немного о сути эпической терапии.

- Театральная система Бертольда Брехта, основанная на эффекте «очуждения» (именно "о" вместо предлога "от"), последовательно трансформированная в психотерапевтический метод на основе сознательного отстранения позволяет пациенту во всей полноте проанализировать свою личность и проблему, приведшую к неврозу. Результатом является не только излечение, но и формирование психологической сопротивляемости к стрессам, коими так насыщена наша суетная жизнь.

- Где вы ее применяли?

- В Алтайской краевой психиатрической больнице, когда, до прихода на кафедру работал психотерапевтом диспансерного отделения, а также в Центре планирования семьи при роддоме № 2, где практикую и сейчас.

- В чем новизна направления?

- В том, что в отличие от предшествующих достаточно эклектичных методов драматерапии впервые театральные системы в «чистом виде» трансформированы в психотерапевтические методы. При перемене сфер приложения они открываются в неожиданном лечебном ракурсе.

«Допустимо все, но в рамках вкуса»

- Один мой знакомый, также театральный режиссер, довольно известный у нас, весьма критично отзывается о вашей работе. По его мнению, нельзя вытаскивать на свет из подсознания темные стороны человеческой натуры, да еще и обнажать их во всей красе на театральной сцене. Особенно сейчас, когда зритель и без того психологически незащищен от информационного негатива.

- Человечество во все времена подвергалось испытаниям – войны, нищета, тирания и т.д. Негатива хватало всегда. И театр, как любой вид искусства не оставался в стороне. Великие творения Шекспира, Чехова – далеко не водевили. И еще большой вопрос, что хуже для духа человеческого – покой или работа. «Душа обязана трудиться», помните? Поблажки «утомленному проблемами пиплу», навязываемые сегодня дельцами от «культуры», очень скоро научившимися считать прибыль, нахожу преднамеренными и провокационными. Я – противник «американских стандартов». Те же американцы, в мою бытность пребывания там искренне восхищались нашей начитанностью, культурой и историей. А это был 1998 год, и образ «русского воинственного медведя» был чрезвычайно актуален. Глубоко убежден, что наш зритель, особенно здесь, в провинции, - это очень умный зритель. Я отношусь к нему с глубочайшим уважением, вижу в нем собеседника, а не пациента. Наши взаимоотношения представляются мне следующим образом. Та или иная проблема, подчас весьма интимного свойства, суть пьесы или спектакля, сегодня не дает мне покоя, и вот я спрашиваю у человека, которому очень доверяю, - А что Вы думаете по этому поводу? Нахожу свои пьесы и спектакли предельно гуманными. Потому и не оставляю творчества.

Не отрицаю зрелищного, эстрадного театра. Он, конечно же, необходим. Но это – не мое. Быть может, это мой недостаток, но мне в этом пространстве довольно скоро становится скучно. Если, оговорюсь, речь идет не об эталонных мастерах легкого жанра (бродвейский мюзикл, М. Марсо, Л.Енгибаров и пр.). Однако же, вот парадокс - кажется мне, когда мастерство достигает определенной высоты на некоем экзистенциальном уровне, проступает новый смысл.

- Раз уж мы заговорили о допустимом и недопустимом на сцене, то как вы оцениваете эпатажные моменты в творчестве некоторых режиссеров, того же Владимира Золотаря? Скажем, появление перед публикой обнаженного Александра Хрякова в «Собачьем сердце». Я лично наблюдал реакцию одной экзальтированной дамы, для которой этот эпизод сопровождался переживаниями явно эротического свойства. А если учесть, что количество таких дам в последнее время растет, то подобные эпизоды могут иметь негативные последствия.

- На этот счет, лучше и корректнее говорить с самим Золотарем. Знаете, во врачебной среде принято не обсуждать профессионализма коллег в присутствие посторонних. Ах, если бы такое было возможно в театре?! Возвращаюсь к Вашему вопросу в теоретической плоскости. Я не терплю ханжества, считаю, что в принципе на сцене допустимо все – только если это не выходит за рамки вкуса, оправданно концепцией авторов, не преследует цели во что бы то ни стало завлечь зрителя и не перетекает в пошлость. Продукт, на мой взгляд, должен быть чистым. Стриптиз, не вызывает во мне отторжения. Однако, согласитесь, когда бы танцовщица вдруг разразилась монологом Офелии - это выглядело бы нелепо.

Вспоминаю фильм обожаемого мною А. Тарковского «Андрей Рублев», где есть сцена с большим количеством обнаженных людей во время языческого праздника. Я смотрел этот фильм еще в очень молодом возрасте, но никакого эротического подтекста в той сцене не увидел. Картину Б. Гуччоне и Т. Брасса «Калигула» многие причисляли к порнографии. Разделяю точку зрения одного знакомого историка, не понаслышке знакомого с первоисточниками, полагающего, что здесь впервые в мировом кино Древний Рим показан предельно правдиво. Уместно вспомнить великого П. П. Паозолини, Б. Бертолуччи...

Повторюсь, главное – не выходить за рамки вкуса и эстетики, и тогда не столь важно: голый актер или не голый. У нас в «Орнитологии» также есть сцена, которая предполагает раздевание актрисы. Но мы сочли, что при избранной нами эстетике впрямую без этого можно обойтись. Возможно и другое решение спектакля. Это связано с декорациями, музыкой, способом построения мизансцен и пр. и пр.

«Искусство – не спорт, разделение полов здесь не справедливо»

- Почему вы работаете в основном на малой сцене драмтеатра? Не было желания поставить свои произведения на большой?

- Сегодня я делаю это вполне осознанно, поскольку хочу сохранить камерную обстановку. Ведь авторский театр предполагает некую элитарность.

- Вы представляли свои пьесы на театральных фестивалях и конкурсах разного уровня, получали различные награды. У вас никогда не возникало ощущение предвзятости жюри?

- У меня, и не у меня одного, есть ощущение, что на многих фестивалях России ведется некая игра. Боюсь, что сегодня разговоры о «его величестве случае», «пасьянсе» и т. д. уже неуместны. Рассчитано на простачков. Вот Вам пример. «Якутия» на «Сибирском транзите». Намеренно не касаюсь собственно спектакля. Спектакль экспериментальный, как автор объективно оценить его не могу. Но! Народный артист России Георгий Обухов играл несравненно, вдохновенно, на высочайшем уровне. Коллеги – актеры из других театров в слезах приходили к нему в гримерку после спектакля. Однако, члены жюри никоим образом не удосужились отметить этого великого актера. Сомневаюсь, что это – банальная невнимательность.

Поверьте, я умею радоваться успехам коллег и восхищаться шедеврами современников, стараюсь, насколько это возможно, быть объективным, но пропаганда тех безграмотных, скабрезных или откровенно глупых виршей, что в наши дни зачастую преподносятся как «будущее театра» и, разумеется, занимают почетные места на конкурсах и фестивалях наталкивают на грустные размышления. Но, не дай Бог, утонуть в них. Можно упустить главное. Призы, награды – вещь, безусловно, приятная, но разве вся эта мишура сравнится с аплодисментами, смехом и слезами зрителей, поздравлениями коллег, общением с публикой, всем тем, собственно ради чего большинство из нас участвует в этих фестивалях.

- Как, по-вашему, можно ли говорить о «мужском» или «женском» слове в искусстве? Допустимо ли такое разделение по половому признаку?

- Я не считаю это разделение справедливым. Вроде бы есть такое понятие как женская поэзия, но к ней вполне можно причислить и стихи Эдуарда Асадова. А есть вполне «мужские» стихи Марины Цветаевой или Марины Кудимовой. Искусство – не спорт.